Неточные совпадения
В конце июля полили бесполезные дожди, а в августе людишки начали помирать, потому что все, что было, приели. Придумывали, какую такую пищу стряпать, от которой была бы сытость; мешали муку с ржаной резкой, но сытости не было; пробовали, не будет
ли лучше с толченой сосновой
корой, но и тут настоящей сытости не добились.
Животный
ли инстинкт это? или слабый крик души, заглушенной тяжелым гнетом подлых страстей, еще пробивающийся сквозь деревенеющую
кору мерзостей, еще вопиющий: «Брат, спаси!» Не было четвертого, которому бы тяжелей всего была погибающая душа его брата.
Коцебу, в которой Ролла играл г. Поплёвин,
Кору — девица Зяблова, прочие лица были и того менее замечательны; однако же он прочел их всех, добрался даже до цены партера и узнал, что афиша была напечатана в типографии губернского правления, потом переворотил на другую сторону: узнать, нет
ли там чего-нибудь, но, не нашедши ничего, протер глаза, свернул опрятно и положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать все, что ни попадалось.
— Это ты говоришь"за грехи", а я тебе сказываю, что грех тут особь статья. Да и надобно ж это дело порешить чем-нибудь. Я вот сызмальства будто все эти каверзы терпела: и в монастырях бывала, и в пустынях жила, так всего насмотрелась, и знашь
ли, как на сердце-то у меня нагорело… Словно
кора, право так!
Теперь Онуфревне добивал чуть
ли не десятый десяток. Она согнулась почти вдвое; кожа на лице ее так сморщилась, что стала походить на древесную
кору, и как на старой
коре пробивается мох, так на бороде Онуфревны пробивались волосы седыми клочьями. Зубов у нее давно уже не было, глаза, казалось, не могли видеть, голова судорожно шаталась.
Боркин. Уф, утомился… Кажется, со всеми здоровался. Ну, что новенького, господа? Нет
ли чего-нибудь такого особенного, в нос шибающего? (Живо Зинаиде Саввишне.) Ах, послушайте, мамаша… Еду сейчас к вам… (Гавриле.) Дай-ка мне, Гаврюша, чаю, только без кружовенного варенья! (Зинаиде Саввишне.) Еду сейчас к вам, а на реке у вас мужики с лозняка
кору дерут. Отчего вы лозняк на откуп не отдадите?
Встретятся
ли они под микроскопом, или в монологах нового Гамлета, или в новой религии, я не знаю, но думаю, что земля покроется ледяной
корой раньше, чем это случится.
Мама из
коры умеет делать лодочки, и даже с парусом, я же умею только есть смолу и обнимать сосну. В этих соснах никто не живет. В этих соснах, в таких же соснах, живет пушкинская няня. «Ты под окном своей светлицы» — у нее очень светлое окно, она его все время протирает (как мы в зале, когда ждем дедушкиного экипажа) — чтобы видеть, не едет
ли Пушкин. А он все не едет. Не приедет никогда.
Я тщательно исследую, сохранила
ли кожа свою чувствительность, поражены
ли другие конечности, правильно
ли функционируют головные нервы и пр., — и могу, наконец, с полной уверенностью сказать: поражение, вызвавшее в данном случае паралич левой ноги, находится в
коре центральной извилины правого мозгового полушария, недалеко от темени…
Обычно таяние снегов в бассейне правых притоков Анюя происходит чуть
ли не на месяц раньше, чем в прибрежном районе. Уже в конце февраля стало ощущаться влияние весны. Снег сделался мокрым и грязным, в нем появились глубокие каверны. Днем он таял и оседал, а ночью смерзался и покрывался тонкой ледяной
корой.
— Видите
ли, — начал он медленно и тихо закрыл глаза, — каждый год сосна дает венчик в несколько ветвей. Сколько венчиков, столько и лет, — без ошибки. В этом деревце венчиков до пятнадцати — стало быть, и лет ему пятнадцать. Это вернее, чем ежели теперь срубить у корня и пласты считать, особливо в старом дереве. К
коре пласты сливаются, и их надо под лупой рассматривать, чтобы не ошибиться.
Оно было вместе и чувство одиночества, жизни на чужбине, жажда души пламенной, любящей, но сокрытой доселе под холодною
корою наружности и обстоятельств, жажда сообщиться с душою, его понимающею, перенести свои ученые надежды, едва
ли не обманутые, свое влечение к прекрасному на живое существо.
— Сегодня! — воскликнул граф Владимир Петрович, поднимая с отчаянием руки. — Но тогда когда же? Не сказал
ли ты, что часы
Коры сочтены, что дорога каждая минута… Разве ты можешь, находясь здесь, отсрочить ее последний вздох.
— Милая
Кора, — начал он, надо сознаться не без колебаний, — я не имел привычки беспокоить вас финансовыми делами, но сегодня не позволите
ли мне отнять у вас по поводу этих дел несколько минут.
Тело-то, шут
ли по нем — тело-то здорово и толсто, да душа-то
корой обрастает.